Фаина Мальцева. Федор Александрович Васильев
Внешне простой, почти фрагментарный мотив березового леса с едва просматривающейся среди деревьев узкой дорогой, скрытой в глубине переплетенными кронами берез, предстает в этом произведении во всей многозначности и конкретности своего живого облика и во всей как будто неожиданности запечатленного художником момента жизни природы. «Дорога в березовом лесу» написана, в отличие от других работ этого времени, исключительно широко кроющим приемом живописи, как бы стремящимся уловить свет предвечернего солнца, изменившего цвет уже поблекшей зелени и подчеркнуто выделившего на березах белизну обнаженных ветвей. За всем, что вошло в эту картину и что кажется только деталями, оттеняющими выразительность центрального мотива, скрывается в действительности стремление художника придать частному явлению черты и значение общего представления о той присущей природе многозначности цветового и пластического языка, которым говорит она о своей жизни. Такой выразительной деталью и является в картине изображенная на переднем плане лежащая на земле срубленная береза, деликатно прописанная художником мягкой, приглушенной светотенью.
Другой еще более выразительной деталью является в картине деревенский жанровый сюжет, как будто случайно увиденный художником. С большой обобщенностью и проникновенностью изображает Васильев медленно шагающую светлой масти лошадь с сидящим верхом маленьким мальчиком, бережно охраняемым идущей подле женщиной. Тонко подмеченным положением фигур, легким поворотом головы и как бы случайно уловленным жестом вполне ясно переданы чувства изображенных людей, но ничто не детализировано и не «рассказано». Взяв этот типичный крестьянский мотив, он сумел опоэтизировать его, наполнить душевностью и слить вместе с пейзажем в целостный художественный образ.
В работах Васильева этого периода примечательным был как бы заново складывающийся самый тип пейзажа с приближенным к жизни сюжетом и с такой же приближенной к естественности композиционной построенностью, намекающей на случайно запечатленный характерный момент. Ничто в его картинах не напоминает, как раньше, о каких-либо образцах, но в направленности его поисков чувствуется сознательное переосмысление уроков, возможно, полученных от тех же художников барбизонской школы. Другим положительным качеством этих скромных по сюжету картин является особый Васильевский прием их одушевления жанровым мотивом, не связанным с бытовой, деятельной стороной деревенской жизни. Внешне как будто похожие на оживляющие пейзаж стаффажные сцены, они в действительности наделяются Васильевым почти неуловимо переданной душевной причастностью изображенных людей к миру природы и внутренней скрытой настроенностью, навеянной общением с нею. Все это еще требовало дальнейшего развития и углубления не только в собственных поисках, но и в складывавшейся тогда проблематике пейзажной живописи.
Роль Васильева в этом общем процессе становится по-новому понятой только в перспективе дальнейшего пути, пройденного русской пейзажной живописью.
Последовавшая затем поездка Васильева на Волгу и работы, начатые и выполненные им там и после возвращения, внесли большую ясность в отношение к нему со стороны петербургских художников и большее понимание особенностей его таланта.
Лето, проведенное Васильевым на Волге в 1870 году, и исключительные обстоятельства этой поездки сблизили на какое-то время его творческую жизнь с И.Е.Репиным, работавшим над собиранием натурного материала для картины «Бурлаки на Волге». Однако несмотря на возможность их взаимного влияния друг на друга, Волга вызвала в душе молодого пейзажиста свой особый строй чувств и замыслы, отличные от репинских, навеянные не только ее просторами, но и слитой с природой жизнью людей. Вошла в творчество Васильева и по-особому раскрытая бурлацкая тема.
Увлекательную повесть об этой поездке мы находим в воспоминаниях Репина, изданных в полном объеме в советское время. С подлинно литературным талантом в них описана их страстная увлеченность работой и незабываемые впечатления от встречи с бурлаками и жителями приволжских селений. Здесь-то на глазах товарищей-спутников очень скоро и смогла раскрыться особенность художественной натуры Васильева, его способность безотчетно отдаваться восторженному чувству. Это душевное состояние Васильева, видимо, наиболее ярко проявилось и запомнилось Репину в связи со стоянкой парохода в маленьком городке Плесе, расположенном на высоком берегу. «Была уже ночь, лунная, теплая, летняя, - пишет Репин. -[...] Посмотри, какие звезды! - говорит Васильев. - Бездонное небо и какая широта, туда, вдаль, за Волгу! [...] Помнишь «Якова Пасынкова»? Ах, отсюда необходимо зачертить этот мотив! Какая красота! [...] И он быстро чертил и прекрасно зарисовал выступ садика над обрывом [...] После этого наброска на Васильева нашло какое-то вдохновение, та истинная поэзия чувства, которая даже не поддается никаким словам».
Примечательно, что очарованность Васильева этим волшебным пейзажем вызвала в его памяти образ Якова Пасынкова, главного персонажа из одноименной повести И. С. Тургенева. Ожила, очевидно, в памяти и склонность героя к возвышенному восприятию природы. Все это едва ли могло быть только случайным совпадением мыслей. Здесь сказалось скорее глубокое родство впечатлительной натуры художника с духовным обликом выведенного в повести юноши с исключительно сложной душевной организацией и верностью высоким идеалам. Близкими могли быть Васильеву и нравственные принципы жизни Якова Пасынкова и внутренняя чистота его на редкость скромной натуры, поэтично раскрытой Тургеневым, создавшим в этой повести пленительный образ «одного из последних романтиков». Но помимо этой внезапно открывшейся близости натуры Васильева с литературным образом, воспоминания Репина вносят много живого и непосредственного в понимание личности молодого пейзажиста, а через нее и в особый строй его творений, вобравших в себя не только освоенное им вблизи натуры, но и как бы отобранное внутренним зрением.
продолжение...
|
