Фаина Мальцева. Федор Александрович Васильев
Решению последней, принципиально важной для Васильева задачи и был посвящен сравнительно большой пейзаж, исполненный в основном акварелью в сочетании с сепией и гуашными белилами.
Он, вероятно, непосредственно предварил работу над картиной.
Сочетание сепии с акварелью и белилами создали тончайшие градации приглушенного перехода от коричневых тонов к зеленым, слитых в единый серовато-оливковый тон.
В отличие от сепий этот большой пейзаж уже нельзя назвать монохромным, так как вся его живописная структура сохраняет в себе сложную гамму цветов, как бы преображенных поднявшейся над водой дымкой утреннего тумана. Она же погасила цветность этого пейзажа и преобразила локальные краски природы в цвет сложный, живописный, гармонично объединяющий его различные оттенки.
Весь подготовительный материал исчерпывал, казалось, все пути возможного интерпретирования возникшего замысла, а последние две работы - акварельный пейзаж и обобщенный композиционный рисунок с двумя причаленными к деревьям лодками - уже заключали в себе все то, что позволяло художнику перейти к живописи.
И все же ни одно из найденных решений не передает то, что смог раскрыть Васильев в живописи самой картины, - эту не только ощутимую и как бы зачарованную тишину, но и подслушанную в ней тихую мелодию жизни природы в таинственный час ее утреннего пробуждения.
В основу композиции «Заброшенной мельницы» почти целиком вошло найденное в последнем рисунке пространственное решение, сохранено и положение мельницы, чуть скрытой деревьями, и сама ее форма. Но по сравнению с рисунком и еще больше с акварелью пространство в картине расширено, и сама водная гладь запруды уведена вглубь. Слева виднеется небо с подвижными легкими облаками, и где-то вдали сквозь дымку тумана выступают расплывчатые очертания лесной полосы.
Свет выделяет отдельные ветви и стволы деревьев около мельницы и облака над деревьями, чуть серебрит кровлю мельницы и струйку воды, стекающую с мельничного колеса, высветляет и самую поверхность пруда на переднем плане справа и легкими отсветами как бы озаряет белизну оперения дремлющих на кочках птиц. Выхваченные светом отдельные части пейзажа еще больше усиливают впечатление его общей окутанности поднявшимся над водой туманом.
Уловленный момент освещенности придает всему изображенному и вполне реальный, и в то же время таинственно-зачарованный облик. Нарушены четкие очертания деревьев, чуть колышется туман над водой и вместе с ним ощутимо подвижным кажется отражение в воде деревьев и облаков. Сидящие на кочках цапли похожи на бутоны диковинных, готовых раскрыться цветов из какой-то волшебной сказки.
По сравнению с акварельным эскизом общая тональная гамма красок в картине более холодная. Она выполнена в зеленоватых и серебристо-сероватых оттенках, цвет зелени кажется изменившим свою естественную окраску. Благодаря еще холодному неясному свету, смягченному дымкой тумана, он стал более неопределенным и приобрел серебристые оттенки. Все введенные в картину цвета образуют в своем сочетании удивительно верно найденный общий колористический строй, характерный для часа рассвета.
Вероятно, намеренно Васильев отказался от изображения в картине причаленных к мельнице лодок, напоминающих собой о незримом присутствии людей. На их смену уже ближе к переднему плану он вписал затененный силуэт затонувшей лодки, усиливающий общее впечатление ничем не нарушаемой тишины и своеобразной романтики, которой, несомненно, овеян этот созданный фантазией образ.
Раздвинув рамки так удачно найденного мотива и включив в него небо, дали и волшебство света, Васильев воплотил в этом образе свою мечту и свои воспоминания об утре над болотистым местом.
С ним, очевидно, и связывалось его романтическое представление о природе Украины, волновавшей его своей сказочной красотой.
Оставшаяся в чем-то незавершенной «Заброшенная мельница» представляет собой лучший пример такого живописного решения, о котором в последнее время мечтал больной художник, стараясь на практике проверить свое, выношенное им, понимание колорита.
Уже сама возможность появления у Васильева таких картин, как «В Крымских горах», «Утро» и «Заброшенная мельница», означала новый этап в творчестве художника, жестоко прерванного смертью. На примере этих произведений особенно убедительными становятся не только отдельные сохранившиеся связи творчества Васильева с романтическими традициями искусства начала XIX века, но и их по-новому осмысленное и самостоятельно выраженное существование в пейзажной живописи второй половины XIX века.
Последней работой, косвенно связанной с той же темой рассвета над болотом, была, очевидно, у Васильева неоконченная картина «Болото в лесу. Осень», о сюжете которой он подробно не сообщал ни в одном письме, если не считать упоминания о начатой им в 1872 году картине под общим названием «Болото большое». В пейзаже изображен осенний лес во всей яркости красновато-оранжевого цвета осенней листвы.
И по мотиву, и по живописному строю он стоит особняком среди последних пейзажей Васильева, хотя и здесь передний план отдан поросшему травой болоту с отдыхающими белыми цаплями. В связи с этим, в первую очередь, вспоминаешь прекрасную сепию «Болото в лесу. Туман» (1873). Но если сепия естественно входит в ряд его произведений тонального строя живописи, картина «Болото в лесу. Осень» поражает «горением» почти чистых красок.
При очевидной незаконченности пейзажа созданный Васильевым образ, подобно другим произведениям, выполненным в Крыму на русскую тему, вобрал в себя, возможно, какие-то давние воспоминания и о его недолгом пребывании в Хотени осенью 1869 года, и что-то вновь возникшее в воображении художника уже под впечатлением от горных осенних пейзажей.
продолжение...
|
