На первую страницу   


    Рождение ТПХВ
Первая выставка
Развитие ТПХВ
Идейный облик
Творчество
ТПХВ и общество



Устав ТПХВ
Вступить в ТПХВ
Выставки ТПХВ
Бытовая живопись
Украинское ТПХВ
Бытописатели
Пейзаж в ТПХВ
ТПХВ в 1900-е
Статьи о ТПХВ



Члены ТПХВ:

Архипов А.Е.
Бялыницкий В.
Васильев Ф.А.
Васнецов В.М.
Васнецов А.М.
Ге Николай Н.
Дубовской Н.
Иванов С.В.
Жуковский С.
Каменев Л.Л.
Касаткин Н.А.
Киселев А.А.
Корзухин А.И.
Крамской И.Н.
Куинджи А.И.
Левитан И.И.
Маковский В.Е.
Маковский К.Е.
Максимов В.М.
Малютин С.В.
Мясоедов Г.Г.
Неврев Н.В.
Нестеров М.В.
Остроухов И.
Перов В.Г.
Петровичев П.
Поленов В.Д.
Похитонов И.П.
Прянишников И.
Репин И.Е.
Рябушкин А.
Савицкий К.А.
Саврасов А.К.
Серов В.А.
Степанов А.С.
Суриков В.И.
Туржанский Л.
Шишкин И.И.
Якоби В.И.
Ярошенко Н.

Хочешь увидеть свое имя в этом списке? Легко!


       
  
   

Страница 1
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9
Страница 10
Страница 11
Страница 12
Страница 13
Страница 14
Страница 15
Страница 16
Страница 17
Страница 18
Страница 19
Страница 20
Страница 21

   
 
  
   

Картины Ивана
Крамского



Пасечник,
1872


Молитва Моисея
после перехода
израильтян через
Черное море,
1861


Портрет Куинджи,
1872

   
Нонна Яковлева. Творчество Ивана Крамского

В одинокой фигуре на фоне пустынного пейзажа - усталость и горестная задумчивость, но и готовность сделать первый шаг на каменистом пути, ведущем к Голгофе. Зрителя поражает ощущение страшного одиночества героя среди холодных серых камней пустыни. Такое же одиночество, но в людской пустыне, выразит несколько лет спустя Репин в последнем варианте «Ареста пропагандиста».
Подчиненный общей задаче пейзажный фон - это и символическое воплощение одиночества, и образный элемент, аккомпанирующий эмоциональному состоянию героя, и в то же время - конкретное место действия, в котором нетрудно узнать пейзаж степного Крыма. Передний план воспринимается и как реально обозначенная площадка, на которой разыгрывается безмолвная драма человеческого сердца, и как воплощение начала того крестного пути, по которому предстоит пройти герою картины. Полотно решено в холодной гамме, передающей тона раннего рассвета, когда сквозь предутреннюю мглу начинают мерцать оживающие краски. Этот час на исходе ночи соответствует евангельской легенде и вместе с тем символизирует начало новой жизни героя.
Используя разработанную Александром Ивановым «методу сличения и сравнения», Крамской, по свидетельству Репина, «штудировал все мало-мальски подходящие лица». И крестьянин Строганов, и молодой охотник, и интеллигент-разночинец, о прекрасном рисунке головы которого было упомянуто выше, и, наконец, сам Крамской должны были отдать образу все лучшее, что было в каждом из них и что роднило их с возвышенным героем легенды. Крамской создал образ, в котором воплотилось множество человеческих «я» и в котором лучшие люди эпохи узнали себя, свои сомнения, муки выбора пути и торжество духовной победы.
Картина воплощает раздумья Крамского о назначении искусства и долге художника перед обществом. Он твердо уверен в том, что «искусство, как и наука, каждое своим путем, служат разъяснению истины, добра и красоты». Служение этой идее он считает для художника «обязательным, и если он уклоняется от своей обязанности по непониманию, мы сожалеем о нем; если же сознательно - отказываем в уважении».
С картиной «Христос в пустыне» связаны и важнейшие теоретические положения Крамского, сложившиеся в эти годы. Путем глубокого самоанализа он нащупывает звено перехода социальной идеи в творческий опыт художника. Письма Крамского, особенно то, которое адресовано В.М.Гаршину, раскрывают логику размышлений, приведших художника к пониманию творческого процесса - от первообраза, рождающегося в его сознании, до момента завершения произведения.
Поначалу в письме идет рассказ о социальной подоснове замысла: «Под влиянием ряда впечатлений у меня осело очень тяжелое ощущение от жизни. Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию божию, когда на него находит раздумье - пойти ли направо или налево, взять ли за господа бога рубль или не уступать ни шагу злу. [...] Расширяя дальше мысль, охватывая человечество вообще, я [...] могу догадываться о той страшной драме, какая и разыгрывалась во время исторических кризисов».
У художника в итоге этих размышлений «является страшная потребность рассказать другим» то, что он думает - таков основной творческий импульс. А после этого, как вспышка, рождается образ, сначала смутный, затем асе более проясняющийся, набирающий глубину, обретающий конкретную пластическую форму: «И вот я, однажды, когда особенно был этим занят, гуляя, работая, лежа и пр. и пр., вдруг увидел фигуру, сидящую в глубоком раздумье».
Далее Крамской описывает увиденную им фигуру, каждая черта которой есть проявление внутреннего состояния героя: неподвижность, свидетельствующая о том, что «его дума была так серьезна и глубока»; он «под влиянием наступившего внутреннего холода инстинктивно прижал локти ближе к телу». Пластика лица раскрывает характер человека: «Губы его как бы засохли, слиплись от долгого молчания, и только глаза выдавали внутреннюю работу, хотя ничего не видели, да брови изредка ходили - то подымется одна, то другая [.. .] Он точно постарел на 10 лет, но я все же догадывался, что это - такого рода характер, который, имея силу все сокрушить, одаренный талантами покорить себе весь мир, решается не сделать того, куда влекут его животные наклонности. И я был уверен, потому что я его видел (подчеркнуто мною), что бы он ни решил, он не может упасть».
Заканчивая письмо, Крамской задает себе знаменательный и неожиданный вопрос: «Кто это был? Я не знаю». Не размышления о христианском мифе породили образ. Напротив, образ, рожденный в творческом воображении художника, вызывает ассоциации с давно бытующим в искусстве мифологическим образом, олицетворяющим всеобщее понятие нравственности: «По всей вероятности, это была галлюцинация; [...] Тут мне даже ничего не нужно было придумывать, я только старался скопировать. И когда кончил, то дал ему дерзкое название [...] Итак, это не Христос. То есть я не знаю, кто это. Это есть выражение моих личных мыслей».
Определяя художественный образ как «олицетворение» понятия, «выражение мысли» автора, Крамской еще разрывает мысль и ее воплощение, недостаточно осознает значимость практической работы художника. В письме Гаршину он утверждает, что «только старался скопировать» то, что с ясностью галлюцинации явилось ему как итог глубоких размышлений о судьбах человека и человечества. Движение образа в творческом процессе 0н еще рассматривает как «возню» с эскизами, утверждая свое право писать картину как портрет, моделью для которого служит образ, созревший в воображении художника. И в самом деле, подготовительные материалы и к этой картине, и даже к задуманному Крамским следующему грандиозному полотну «Хохот» («Радуйся, царю иудейский!») весьма скудны по сравнению с аналогичными материалами в наследии А.А.Иванова, И.Е.Репина или В.И.Сурикова. Это полотно занимает особое месте в творческой биографии художника. Показав в произведении «Христос в пустыне» «переходный» момент в судьбе героя - внутреннюю готовность к подвигу самопожертвования,- Крамской намеревался дать «продолжение в следующей книге» (письмо Гаршину). Гибель героя кажется Крамскому актом «естественным, фатальным даже», открывающим для человечества «те перспективы, которыми мы полны, которые дают колоссальную силу людям стремиться вперед».

продолжение...



   Извините художников за рекламу:
  » 


www.tphv.ru, 1869-2016. Товарищество художников - передвижников. Для контактов - info (a) tphv(dot)ru