|
Нонна Яковлева. Творчество Ивана Крамского
У художника, под кистью которого «вечная» евангельская тема окрашивается в тона социально-исторической конкретности, вечная тема взаимоотношений природы и человека окрашена глубоким сочувствием к народу. Герой его картины «Пасечник» (1872, Государственная Третьяковская галерея), уютно устроившийся на солнцепеке близ ульев, среди благодатного летнего разноцветья, не в силах отрешиться от горестных раздумий, не видит окружающей красоты и прелести природы. Каждый из стариков Крамского - «Этюд, поколенный, (Старого крестьянина» («Мужичок с клюкой», 1872, Государственный художественный музей Эстонии), «Голова старика-крестьянина» («Этюд мужичка», 1874, Пензенская областная картинная галерея имени К.А.Савицкого), «Старик-крестьянин» (1873, Государственная Третьяковская галерея) - несет свой вопрос, погружен в свои тяжелые думы. Даже в оборванном, продрогшем герое картины «Созерцатель» (1876, Киевский музей русского искусства) нет и следа созерцательной примиренности с окружающим миром, так что название этого произведения, в котором художник словно пытается дать собирательный образ своих мудрецов, звучит почти парадоксально.
Лишь в 1883 году Крамской придет к образу, поистине обладающему силой обобщения, впитавшему итоги многолетней работы над народным портретом. Картине «Крестьянин с уздечкой» из Киевского музея русского искусства свойственна та монументальность, которой отмечены лучшие из портретов Крамского.
Моделью Крамскому послужил Мина Моисеев, чей портрет находится в Государственном Русском музее (1882): хитро посмеивающийся в седую бороду, сложивший на груди руки, он поначалу кажется щупленьким и дряхлым, и лишь присмотревшись, замечаешь, какие могучие плечи обтянуты ветхой голубоватой выцветшей рубахой. Оживленные лукавые глаза смотрят из-под седых лохматых бровей.
В «Крестьянине с уздечкой» крупные складки драного армяка спадают величественными складками, подчеркивая ширину и силу плеч, ссутулившихся от вековечного тяжкого труда. Натруженные, большие, сильные еще руки опираются о палку. Он чем-то напоминает образ Толстого: крупные черты лица с широким носом, мохнатые брови, просторный морщинистый лоб, взгляд, исполненный спокойной силы и мудрости, ясности и здравого смысла. «Мужик с уздечкой» Крамского - воплощение богатырской силы народной, и это роднит его с некрасовским образом Савелия, богатыря святорусского из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:
С большущей сивой гривою,
Чай, двадцать лет нестриженой,
С большущей бородой,
Дед на медведя смахивал,
Особенно как из лесу,
Согнувшись, выходил...
Нота исторического оптимизма, которой заканчивал свои искания в народной теме Крамской, прозвучала в его произведениях одновременно, согласно с той трагической и героической поэмой народного прошлого, какую в начале 1880-х годов представил на суд зрителей В.И.Суриков в своем полотне «Утро стрелецкой казни». Впоследствии, в 1890-х и начале 1900-х годов, эта взятая Крамским нота отзовется гимном богатырской силе народа в «Запорожцах» Репина и «Богатырях» Васнецова.
Но и наиболее оптимистическому среди народных образов Крамского свойствен оттенок скрытого трагизма. Вообще безмятежность чужда музе художника. Его герои не улыбаются - посмеивающийся Мина Моисеев редкое исключение. Лишь иногда горькая или задумчивая усмешка прячется в уголках губ. «Хохот», вынесенный в название драматической композиции, для художника - верх издевательства человека над себе подобным. Даже в его женских и детских портретах нет беззаботности, чаще просветленная грусть, задумчивость, печаль. С недетской серьезностью смотрят на мир светлые глаза дочери художника Сони Крамской (1870-е гг., Государственный Русский музей). С выражением суховатой озабоченности сурово поджаты губы на немолодом и нисколько не приукрашенном лице жены (1879, Государственная Третьяковская галерея). Нескрываемой печалью веет от облика Е.М.Корниловой (1880, Государственный Русский музей). Хрупкая прелесть подросшей дочери (1882, Государственный Русский музей) окрашена тонами скрытого внутреннего надлома. Даже в затененных ресницами глазах его «Неизвестной» (1883, Государственная Третьяковская галерея) - сложное выражение боли, прикрываемой надменностью, печали под маской равнодушия - то, что заставляет и зрителей, и историков искусства отыскивать разгадку образа, строить все новые гипотезы о социальном положении и внутреннем состоянии элегантной дамы в ландо.
Органически присущая Крамскому требовательная честность в отношениях с людьми - особое выражение гражданственности художника. Он просто не способен был во имя чего бы то ни было покривить душой в своих произведениях, и замечательный аналитический дар, острота видения человека проявились в полной мере прежде всего в его портретах. Нередко образы, созданные Крамским, несут в себе диалектически противоречивые черты, ту неодносложность оценки, которая диктуется многогранной противоречивостью живой личности. Бескомпромиссная правдивость в сочетании с жизненной убедительностью столь естественны, что поначалу модели самых «острых» портретов не ощущают никакой неловкости, напротив, выражают полное удовлетворение работой Крамского.
Эти особенности портретной живописи Крамского конца 1870-х - 1880-х годов объясняются не только личными качествами моделей или художника. Такова следующая ступенька развития жанра русского социально-психологического портрета: углубление представлений о характере личности. Таково воздействие исторической ситуации, сложившейся в России, на реалистическую живопись в целом и на один из ее ведущих жанров.
Конец предшествующего десятилетия был отмечен крестьянскими волнениями, которые в 1879-1880 годах охватили тридцать четыре губернии. Но выступления народа были по-прежнему стихийными: самоотверженность тех, кто «пошел в народ», не принесла ожидаемых плодов, и многие почувствовали себя в «крестьянском море» одинокими и слабыми. Народничество переживало кризис.
продолжение...
|
