|
Иван Крамской. Глава из книги Надежды Шер о художниках-передвижниках
В апреле 1876 года друзья и знакомые провожали его на вокзале. Он уезжал за границу. Проводы получились грустные.- Крамской был встревожен, уезжал с тяжелым сердцем: в Петербурге оставался тяжело больной сын, семья, с которой он почти никогда не расставался. «Чувство какого-то ужаса не покидает меня... Сонечка, милая, невесело мне, нехорошо мне», - писал он жене вскоре после отъезда.
На далекий восток, как мечтал он раньше, ехать ему не пришлось, а поехал он в Неаполь, Помпею, ходил по древним этим городам, представлял себе «жизнь древних с удивительной наглядностью», сделал множество набросков, зарисовок - все для своей будущей картины.
Из Помпеи он уехал в Париж, где в это время жили Репин, Васнецов, Поленов, Верещагин и другие русские художники, для которых приезд его был большим, радостным событием. Он как бы привез с собою кусочек русской жизни, рассказывал о петербургских художниках, о последней выставке. Вместе ходили в Лувр, гуляли по парижским улицам, бульварам, ездили в предместья Парижа.
В первые же дни по приезде Крамской уже думает о мастерской для своей картины. Мастерская нашлась не скоро и оказалась мала для холста длиной в пять, а шириной около четырех метров. Ее пришлось переделывать. Готова она была только в октябре, а через два месяца Крамской бросил и мастерскую и картину и уехал в Петербург: у него умер сын.
Но ему казалось, что теперь, когда он повидал многое, что ему необходимо было видеть, он может работать и в России. Придется, конечно; подождать, пока будет у него своя мастерская, куда можно было бы внести такой огромный холст и где можно было бы спокойно работать. С горечью говорит он о том, что ему не привыкать ждать и пока «придется обратиться к другому, что на очереди».
А на очереди были портреты Некрасова, Салтыкова-Щедрина, ученого Дмитрия Ивановича Менделеева, доктора Сергея Дмитриевича Боткина, дирижера и композитора Антона Григорьевича Рубинштейна... и еще много других портретов замечательных русских людей, необходимых для Третьяковской галереи.
Первый портрет, который Крамской начал писать вскоре по приезде, был портрет писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Крамской очень любил и высоко ставил этого писателя, был душевно благодарен ему за то сочувствие, с которым он относился к передвижным выставкам, писал о них. Когда первый вариант портрета был готов, Крамской сообщил об этом Третьякову. Но портрета Третьякову не отдал, он остался стоять в мастерской - художник не раз еще возвращался к нему. Прошло около двух лет, прежде чем зрители очередной передвижной выставки увидели заново написанный портрет великого сатирика, который и до сих пор висит в Третьяковской галерее.
Почти одновременно с портретом Салтыкова-Щедрина Крамской приступил к портрету Некрасова. Николай Алексеевич Некрасов был тяжело болен и уже не вставал с постели. Он понимал, что болезнь его смертельна, торопился завершить начатое, писал свои «Последние песни» Работать Крамской мог только урывками по десять-пятнадцать минут в день, и часто, для того чтобы дождаться этих минут, приходилось дежурить целый день. Крамской видел Некрасова несколько лет назад и теперь не узнал его - так он изменился. Сначала он решил писать его в постели, но через неделю сообщил Третьякову: «Когда я начал портрет, то убедился сейчас же, что так сделать его, как я полагал, на подушках, нельзя, да и все окружающие восстали, говорят - это немыслимо, к нему нейдет, что Некрасова даже в халате себе представить нельзя, и поэтому я ограничился одною головой, даже без рук...»
Месяца через полтора портрет был готов, и, как всегда у Крамского, написан он был с поразительным сходством. Но в глубине души Крамской был разочарован: не таким увидел он Некрасова, когда в первый раз вошел в его комнату. Он чувствовал, что не удалось ему уловить ту высокую человечность, ту духовную силу и красоту поэта, которые так его поразили. Он решил писать второй портрет так, как сложился он у него в первые минуты встречи. Некрасов сидит на постели, слегка откинувшись на подушки. Лицо измученное, строгое, скорбное. В руке листок бумаги, листы бумаги и на полу; рядом столик с лекарствами, на стене портрет Добролюбова...
На портрете Некрасова авторская дата: 3 марта 1877 год - день, в который поэт продиктовал сестре стихотворение «Баюшки-баю»:
Непобедимое страданье,
Невыносимая тоска...
Влечет, как жертву на закланье,
Недуга черная рука.
Этот день, 3 марта, которым Крамской пометил окончание портрета, быть может, был для него днем, когда он вдруг по-настоящему увидел Некрасова, до конца понял силу большого русского поэта, который знал, что умирает, и, умирая, думал о любимой родине.
продолжение...
|
