На первую страницу   


    Рождение ТПХВ
Первая выставка
Развитие ТПХВ
Идейный облик
Творчество
ТПХВ и общество



Устав ТПХВ
Вступить в ТПХВ
Выставки ТПХВ
Бытовая живопись
Украинское ТПХВ
Бытописатели
Пейзаж в ТПХВ
ТПХВ в 1900-е
Статьи о ТПХВ



Члены ТПХВ:

Архипов А.Е.
Бялыницкий В.
Васильев Ф.А.
Васнецов В.М.
Васнецов А.М.
Ге Николай Н.
Дубовской Н.
Иванов С.В.
Жуковский С.
Каменев Л.Л.
Касаткин Н.А.
Киселев А.А.
Корзухин А.И.
Крамской И.Н.
Куинджи А.И.
Левитан И.И.
Маковский В.Е.
Маковский К.Е.
Максимов В.М.
Малютин С.В.
Мясоедов Г.Г.
Неврев Н.В.
Нестеров М.В.
Остроухов И.
Перов В.Г.
Петровичев П.
Поленов В.Д.
Похитонов И.П.
Прянишников И.
Репин И.Е.
Рябушкин А.
Савицкий К.А.
Саврасов А.К.
Серов В.А.
Степанов А.С.
Суриков В.И.
Туржанский Л.
Шишкин И.И.
Якоби В.И.
Ярошенко Н.

Хочешь увидеть свое имя в этом списке? Легко!


       
  
   

Страница 1
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Страница 5
Страница 6
Страница 7
Страница 8
Страница 9
Страница 10
Страница 11
Страница 12
Страница 13
Страница 14
Страница 15
Страница 16
Страница 17
Страница 18
Страница 19
Страница 20
Страница 21

   
 
  
   

Картины Василия
Перова



Тройка. Ученики
мастеровые
везут воду,
1866


Старики-родители
на могиле сына

   
Надежда Шер. Василий Григорьевич Перов

Незадолго до приезда Перова в Москву в училище была организована выставка картин Павла Андреевича Федотова. Он показал четыре картины: «Сватовство майора», «Свежий кавалер», «Разборчивая невеста», «Завтрак аристократа», сепии, рисунки. Перов этой выставки не видел, но о Федотове уже много слышал, был знаком с некоторыми его рисунками, читал поэму «Сватовство майора», которая очень широко распространялась тогда в списках.
Федотов умер через два года после своей выставки в Москве. В училище много говорили о его трагической гибели. Вскоре удалось устроить и посмертную выставку его работ.
На Перова и его товарищей картины Федотова, пейзажи Саврасова, злободневные, остроумные рисунки и акварели Шмелькова, которые скоро стали появляться в сатирических журналах, производили огромное впечатление. Всей душой понимали и принимали они это искусство. Вот настоящие учителя, вот тот путь, по которому надо идти! Их пленяла простота картин, рисунков, акварелей, которые учили понимать действительную, не выдуманную жизнь, заставляли по-новому думать, волноваться, спорить.
Товарищами Перова по училищу были Шишкин, Неврев, Прянишников - будущие большие художники. Все они были молоды, талантливы, но бедны, часто не имели постоянного пристанища, вынуждены были брать на стороне разные мелкие заказы, а летом обычно уезжали куда-нибудь на заработки. Но зато как весело встречались они осенью! «Радостно приветствуя и крепко пожимая руки товарищей, - вспоминал много лет спустя Перов, - мы бывали в те минуты вполне счастливы, от души веселы и всем довольны. Каждый из нас возвращался в училище с каким-либо запасом финансов, а также новых сил на длинную, холодную, а зачастую и голодную зиму».
Перову жилось сравнительно легче, чем многим товарищам: он продолжал жить у Васильева, а первые годы на лето уезжал домой, в деревню. Отца уже не было в живых, семья очень нуждалась, но это был свой, родной дом, родная мать, которую он очень любил. В деревне Перов много рисовал, писал пейзажи, написал портрет младшего брата. Все это, конечно, не давало заработка, и каждый раз он возвращался в Москву почти без денег, но зато со множеством новых мыслей, планов, начатых и оконченных рисунков, эскизов.
Однажды, вернувшись после лета, Перов застал у Васильева нового жильца - Иллариона Прянишникова.
Прянишников был лет на шесть моложе Перова и сразу с юношеским жаром привязался к нему. Ему нравилось, как Перов рисовал, нравились и темы его рисунков, и он сам - задиристый, веселый, добрый. Они быстро подружились, и дружба эта продолжалась до самой смерти Перова. С приездом Прянишникова жить у Васильева стало интереснее. Вместе ходили они в училище, хотя зимой в самые жестокие морозы приходилось иной раз соблюдать очередь: была у них одна шуба на двоих, а у Перова, кроме старенького пальто на все сезоны, ничего не было.
Перов, который с первых дней приезда любил бродить по улицам, бульварам, кривым переулкам Москвы, теперь часто увлекал с собою юного своего друга. Осенью и весной, захватив альбомы, а то и просто лоскутки бумаги - на покупку альбомов не всегда были деньги, они отправлялись на прогулку, «бродяжить», как говорил Прянишников. Иногда позволяли себе роскошь, садились в «калибр» - тогда это был новый вид общественного транспорта: длинная высокая повозка на четырех колесах, без козел. Пассажиры сидели спиной друг к другу, рискуя каждую минуту вывалиться - на булыжной мостовой трясло немилосердно. Впереди сидел кучер, махал кнутом, кричал, понукая лошадь. А Перов и Прянишников смотрели на улицу, на дома, на пешеходов, и все казалось им веселее и праздничнее с высокого «калибра». Если они шли пешком, то непременно заглядывали в чайные для извозчиков, в лавки торговых рядов, подолгу смотрели на какую-нибудь интересную уличную сценку, разнимали подравшихся мальчишек, а потом вместе с ними стояли у пожарной каланчи, дожидаясь, когда дежурный пожарник вдруг закричит сверху: «Бей тревогу!» Барабан забьет тревогу, из ворот промчится линейка с пожарными, а где-то на перекрестке всколыхнется будочник и закричит на всю улицу: «Посматривай!»
Случалось, на пароме переезжали Москву-реку и попадали совсем в иной мир, в купеческое Замоскворечье, в то самое Замоскворечье, где родился и жил Александр Николаевич Островский. Его первые пьесы «Не в свои сани не садись», «Бедная невеста», «Свои люди - сочтемся» ставились тогда на сцене московского Малого театра, а Перов и его товарищи, конечно, бывали в театре - в то время Малый театр был как бы вторым университетом для всей учащейся молодежи. Но и Перов и его товарищи не могли еще знать, что в этом же самом Замоскворечье, в Лаврушинском переулке, живет замечательный человек - молодой купец Павел Михайлович Третьяков, который пламенно любит живопись, начинает собирать картины русских художников и мечтает о создании национальной народной галереи картин. Перову и в голову не могло прийти, что пройдет всего несколько лет, и Павел Михайлович Третьяков станет «добрым гением русского искусства», верным другом многих великих русских художников.
А пока бродить по улицам Замоскворечья, чем-то напоминающим деревню, раннее детство, было всегда приятно. Дощатые заборы, пустыри, сады, где ранней весной пели синицы, скворцы, шумел ветер; посреди улицы ребятишки играли в лапту и бабки; лениво лаяли собаки, и где-то в доме под звуки разбитого пианино купеческая дочка, совсем как в пьесе Островского, пела чувствительный романс:

Черный цвет, мрачный цвет,
Ты мне мил завсегда!

Домой друзья возвращались веселые, усталые, полные самых разных впечатлений. Бывало, солнце уже давно ушло за Воробьевы горы, а добрейший Егор Яковлевич все еще сидит у самовара в чепчике из зеленой клеенки, который он носил от ревматизма, и, напевая любимую песню «Оседлаю коня, коня быстрого...», ждет своих воспитанников. Он никогда не сердился за опоздание к вечернему чаю и даже поощрял такие прогулки; обо всем расспрашивал, смотрел наброски; рассказывал, какие строгие требования предъявлялись в академии к рисунку, как некоторые художники так развивали зрительную память, что могли свободно изобразить любую человеческую фигуру в любом положении.

продолжение...



   Извините художников за рекламу:
  » 


www.tphv.ru, 1869-2016. Товарищество художников - передвижников. Для контактов - info (a) tphv(dot)ru