|
Пейзажная живопись в Товариществе. Художники-пейзажисты
Результаты колористических исканий художника сказываются и в его трактовке света и теней. Тени теряют свою глубокую коричневую «массивность», обогащаются оттенками, - сравним, например, рыже-коричневую дорогу в «Полдне» (1863) с дорогой во «Ржи», с ее мягким коричневым тоном и сиреневыми оттенками, или тяжесть рыже-бурого цвета стволов в «Рубке леса» со стволами «Сосен, освещенных солнцем» (1886, Государственная Третьяковская Галерея)- В последней стволы деревьев вылеплены теплыми оттенками близлежащих золотисто-коричневых тонов. Тени прозрачные, кое-где лиловеющие. Изощренна гамма нежных серебристо-серых, серебристо-зеленых и голубовато-оливковых оттенков в картине «В лесу графини Мордвиновой» (1891, Государственная Третьяковская Галерея). Ритмическое чередование этих оттенков с более интенсивными,
глухо-коричневыми создает ощущение колористического богатства этого кажущегося монохромным холста. Мы не всегда можем точно установить нахождение источника света в картинах Шишкина. Проблема влияния освещения на цвет, взаимовлияния цветов и другие колористические вопросы встают перед ним постепенно, по мере роста его интереса к решению живописных задач. Тогда же начинает его интересовать и само освещение как предмет изображения («Дубы, освещенные солнцем», 1888, Государственная Третьяковская Галерея).
Однако нигде и никогда художник не теряет ощущения устойчивости, реальности окружающего мира, его материальности, постоянства его бытия. Архитектоничность и мужественность конструкции пейзажей, отвечая каким-то очень органическим особенностям Шишкина, по-видимому, тесно связана с его представлением о царственности, мощи русских лесов, величавой красоте русской природы.
«Утро в сосновом лесу» (1889, Государственная Третьяковская Галерея) как бы концентрирует в себе наиболее характерные черты творчества Шишкина на рубеже 80-х и 90-х годов. Построение этого пейзажа строго архитектоично. Композиция уравновешенная. Центр выделен и даже подчеркнут группой играющих медвежат». Перед зрителем - как бы интерьер дремучего бора. И хотя в пейзаже точно обозначено время - раннее утро, здесь чувствуется все та же извечность бытия природы. Туман в картине кажется материальным. Его пелена словно отграничивает пространство заднего плана, создавая ощущение «интерьерности» дремучей чащи и усиливая впечатление ее девственной нетронутости.
Художник словно подсмотрел одну из тайн векового бора, но не потревожил его обитателей, живущих своей потаенной от человека жизнью. Суровость этой почти таежной глуши смягчена не только ребячьей возней медвежат, но и прелестью красок леса, как бы пронизанных голубоватыми отсветами.
Огромный запас наблюдений помогает Шишкину создавать правдивые образы. В его лесах, словно завороженные, дремлют могучие жизненные силы. И человек способен расколдовать эти природные, пока еще скрытые сокровища.
Могучее плодородие русской природы Шишкин воспевает и в пейзажах «В лесу графини Мордвиновой» (1891, Государственная Третьяковская Галерея), «Дождь в дубовом лесу» (1891, Государственная Третьяковская Галерея) и в своей последней большой картине - «Афоиасовская корабельная роща близ Елабуги» (1898, Государственный Русский Музей).
Архип Иванович Куинджи (1842-1910) проходит с Товариществом небольшую часть своего жизненного пути. Он выставлялся только на пяти выставках. Сначала как экспонент - на третьей, в 1874 году, а начиная с четвертой, в 1875 году, - как полноправный член.
Выступление Куинджи как члена Товарищества передвижных выставок оказывается недолговременным, однако именно в течение этих немногих лет ярко определился незаурядный и оригинальный талант художника.
Биограф Куинджи, М.П.Неведомский, называет этот период жизни Куинджи «пленением эпохой передвижничества» и подчеркивает, что это были годы огромной жизнерадостности и энергии. «Избыток энергии брызжет из всех пор его существа ... В эти годы Куинджи разговорчив и общителен, неизменно весел, является «запевалой» на каждом сборище, в каждом кружке, великолепным товарищем с душой нараспашку...».
Непосредственным поводом для ухода из объединения послужило резкое столкновение с М.К.Клодтом. Были ли более глубокие причины для разрыва, судить трудно. Однако, так как в течение первых лет после выхода Куинджи сохранял личную дружбу с большинством передвижников и даже участвовал в собраниях Товарищества, надо полагать, что существенных идейных расхождений между этим талантливым и темпераментным человеком и объединением не было. В характере Куинджи были индивидуалистические черты. Он был вспыльчив и своеволен, порой «асоциален», как говорил Крамской, несмотря на это, любивший и ценивший его.
70-е годы, годы тесного общения с передвижниками, были очень продуктивными, пожалуй, самыми продуктивными в жизни Куинджи. Некоторые его картины вызывали шум в прессе и в художественной среде. Отчасти этот шум был лестным для художника и закреплял его славу. Но порой он приближался к общественному скандалу (художника несправедливо обвиняли в том, что он прибегает к специальной аппаратуре для усиления эффекта освещения, обвиняли и в саморекламе и т.д.). Так произошло, например, с его картиной «Лунная ночь на Днепре», которая была показана на специально посвященной ей выставке в 1890 году.
Сейчас - не потому, что картины Куинджи несколько потемнели (чего опасался Крамской уже в момент их появления), а потому, что весь ход дальнейшего развития пейзажа приучил наш глаз к сильным и многообразным красочным и светотеневым решениям, - сейчас по своим цветовым эффектам картины художника не кажутся явлением экстраординарным. Творчество этого своеобразного мастера, сохраняя свои оригинальные черты, входит в общий поток развития русского пейзажа, свидетельствует о тесной близости исканий Куинджи исканиям других мастеров демократического реализма.
продолжение...
|
