|
Пейзажная живопись в Товариществе. Художники-пейзажисты
С годами особенно близки становятся Шишкину образы русского леса. Он первый открыл зрителю тайны старого бора, пахнущего мхом, смолой и земляникой, еловые чащи, поросшие папоротником, маленькие лесные полянки в буйном цветении летних трав.
Он любит глушь - нетронутую, девственную. Ничто в его лесах не напоминает о человеке, его деятельности, его жилье. Автор одной из современных критических заметок говорит: «Пейзажа сладкого, поэтического талантливый профессор не любит, кисть его - одна голая правда ... Он не оживляет своих лесов и заброшенных лесных полян мечтательной женской фигурой, сидящей в нише разрушившегося каменного грота некогда расчищенного барского парка ... Кисть Шишкина русская, простая, бесхитростная, деревенская». Такие его пейзажи, как «Дебри» (1881, Государственная Третьяковская Галерея), «Среди долины ровныя» (1883, Киевский музей русского искусства), «Лесные дали» (1884, Государственная Третьяковская Галерея),
«Бурелом» (1888, Киевский музей русского искусства), и многие другие лесные симфонии проникнуты былинным духом, что сближает их с работами В.Васнецова.
Шишкин уверен, что природа, которую он изображает, прекрасна и значительна и не требует для своего изображения нарочитых, эффектных приемов. Мотивы его пейзажей предельно просты и естественны. Столь же естественна и избираемая им обычно точка зрения, при которой пейзаж легко обозревается. У него нет тяготения ни к грандиозным панорамам, ни к интимным уголкам. Это куски лесной чащи, достаточно обширные для того, чтобы можно было составить о ней должное и ясное представление, но не выходящие за пределы легкой обозримости и сохраняющие цельность («Лесная глушь», «Бурелом»). В отличие от Саврасова, любящего изображать переходные времена года - весну или осень,
- Шишкин предпочитает устоявшееся, жаркое солнечное лето. У них разный эмоциональный подход к природе. У Саврасова и композиция и трактовка пространства и света - все призвано создавать ощущение изменчивости состояния природы. Шишкина, напротив, жизнь природы интересует в ее устойчивом, типическом выражении. Шишкин во многом использует принципы классического построения картины. Он любит изображать по краям пейзажа уравновешивающие композицию группы («Заповедная роща», «Чернолесье», «Туман», «Сосновый лес», «Лесная глушь», «Бурелом»). В его пейзажах легко уловить деление на планы. В соотношении масс неба и земли Шишкин часто исходит из простых, кратных отношений.
Организующим началом в его пейзажах нередко служит ритм стволов или группы стволов (подобно тому, как группируются в сюжетных картинах персонажи), ритм цветовых пятен. Развертывая композицию как бы параллельно плоскости полотна, Шишкин достигает в своих «лесных» пейзажах («Лесная глушь», «Ручей в лесу») своеобразной интерьерности пространства, вводящей зрителя в темноту дремучего бора. В геометрическом центре полотна он любит помещать какую-нибудь выразительную деталь - срезанный пень или поваленный ствол в «Рубке леса», громоздящиеся стволы деревьев в «Буреломе», играющих медвежат в «Утре в сосновом лесу» и т.д., - что придает его пейзажам конструктивную ясность.
Однако вопреки стремлению Шишкина к строгой объективности изображения природы его отношение к ней не было холодно-рационалистическим. Нет! Шишкин всецело захвачен живой прелестью леса. Почти осязаемо ощущает он чувственную полноту жизни, плоть, живые соки мощных стволов, плодоносные силы земли. В основе работы Шишкина над пейзажем лежит неустанное, подвижническое изучение природы. Вероятно, сам Шишкин решительно отверг бы такое определение. Это был человек шумный, жизнерадостный, очень земной - широкая русская натура. Но, знакомясь с огромным количеством его подготовительных материалов, в частности рисунков, трудно подобрать другой эпитет. Даже в старости он ежегодно проводил в лесной глуши по нескольку месяцев в году.
Главным стимулом его творчества были поиски типического. Понятие о типичности Шишкин фактически переносит на изображение природы. Он настоятельно стремится постигнуть многообразие и характерность каждой породы деревьев и каждого дерева («Ель», Куйбышевский художественный музей; «Верхушки сосен», Кировский областной музей, и множество других) и создать на основе этого типический образ русской природы. Однако это дается художнику не сразу.
Если сравнить его ранние изображения леса, относящиеся к концу 50-х - началу 60-х годов, с лесными пейзажами 60-70-х годов (например, «Рубка леса», 1867, Государственная Третьяковская Галерея) и 80-х годов, разница будет очень велика. Ранние работы характеризуются обилием деталей, очень тщательной их проработкой, нарушением пропорциональных соотношений. Детализация изображения - это в известной мере реакция против условности форм природы в пейзаже академическом и романтическом. Но в пейзажах зрелых лет Шишкин достигает не только максимальной точности, но и особой выразительности в передаче форм растительного мира. В каждом изображенном
им дереве мы как бы угадываем следы его жизненной борьбы: следы отпадающих, сломанных или лишенных света и отмирающих нижних ветвей; изгиб ствола в поисках лучшего места под солнцем; наклон отяжеленной вершины под напором ветров и собственной дряхлости в когда-то могучих стволах; сложное переплетение старой, шероховатой коры; корни, цепко впившиеся в зыбкие пески, и т.д. Каждый из этих элементов усиливает гармонию общего, а это общее удивительно сохраняет свою весомость и целостность.
Колористические задачи в конце 60-х - начале 70-х годов как будто мало занимают художника. Он в той или иной мере удовлетворяется локальной раскраской. Тени в его пейзажах этого периода еще темны и тяжелы, небо окрашено ровным, неподвижным голубым цветом. Но уже эти работы позволяют почувствовать, что Шишкин прекрасно улавливает силу цвета, зависящую не только от степени освещенности, но и от степени их естественной окраски, достигая большой тонкости нюансировки колорита. Поэтому лесная чаща, состоящая из множественного скопления хвои или листвы, никогда не приобретает у него характер плоскостной силуэтной «завесы», а воспринимается как сложно расчлененное пластическое целое.
Вскоре, однако, его перестает удовлетворять воспроизведение лишь различных цветов предметов.
Художник стремится к глубокому объединению цветов в выразительной гармонии. В то же время он решительно не приемлет интенсивную цветность и цветовые контрасты, характерные для романтического пейзажа. Так об одном из немецких пейзажистов, Ротмане, Шишкин говорит: «Эффекты освещения хотя и доказывают богатую фантазию его, но шокируют глаз ложными едкими красками». Художник упорно развивает в себе чувство цвета. Его восприятие градаций родственных тонов, которые неуловимо разнятся друг от друга по цвету, достигает большой тонкости. Наличие живописных исканий у Шишкина неоднократно подчеркивал Крамской.
Так, еще в 1873 году он несколько раз говорит о том, что Шишкин «тон, тон и тон почуял», а в 1879 году - что он «положительно сделал успехи в колорите».
продолжение...
|
