Александра Боткина. Иван Крамской и Павел Третьяков, страница 5
Относительно портрета Софьи Николаевны он пишет: «Я давно хотел Вас спросить, да как-то неловко было, но мы оба стоим на такой ноге с русским искусством, что всякая неловкость должна отбрасываться, можете ли Вы уступить, т.е. продать портрет Софьи Николаевны, я находил бы его в своей коллекции Ваших работ - необходимым». Крамской отказал - портрет должен остаться детям; если после его смерти его продадут - это их дело.
Павел Михайлович пишет на это: «Преклоняюсь перед Вашим глубокоуважаемым решением. Я уверен, что предложение мое Вы никак не сочли за обиду, за отношение могущего все купить к художнику, могущему продать каждое свое произведение. Вы хорошо знаете, что я не останавливаюсь ни перед какой пробою приобрести имеющее значение произведение русской школы, а этот портрет имеет очень большое значение - потому надеюсь, Вы извините мое предложение».
Небольшая размолвка произошла между ними в последних числах 1879 и первых днях 1880 года. Павел Михайлович обиделся, что Крамской отказался писать портреты с фотографий, а для Васильчикова согласился. Крамской, затронутый упреком, написал длиннейшее письмо, где говорит, что жестоко казнить его такими напоминаниями, и прибавляет:
«...это показывает (несмотря на всю обширность Вашего сердца), что Вы не знакомы с некоторыми сторонами жизни по опыту, и что Вы всегда имели возможность не изменять раз принятому намерению». Павел Михайлович смутился: «Я и опечален тем, что взволновал Вас, и рад, что дал повод высказаться. Странное дело: все, что Вы сказали, мне знакомо; я как будто уже слышал это от Вас, а между тем у нас подобных разговоров, кажется, не было; неужели мне знакома душа Ваша, я считал ее очень закрытою.
Я часто и очень делаю всяческие ошибки, бывают плохие, но не из плохого побуждения, а по неуменью, по неловкости...
О портретах Иванова и Никитина я упомянул, как о предстоящих неприятных портретах с фотографий; забыл еще о Кольцове, а то и его бы помянул... Что мной руководила хорошая или дурная мысль, я теперь, ей богу, уж и сам не понимаю...»
На следующий день он снова пишет и доканчивает свою мысль: «Поверьте, что злостного ничего не было у меня на уме, да и как я могу намеренно это делать, когда сам очень часто изменяю принятым намерениям, а между тем в последнем письме моем, пожалуй, можно опять вывести нечто из слов, что картину Вашу рассчитывал увидеть три года назад. Ради бога, поверьте, что говорю безумышленно».
Крамской понял огорчение Павла Михайловича и старается успокоить его: «Не знаю есть ли другой, одинаково убежденный со мною относительно Вас, но во всяком случае, нет другого так мало менявшегося на протяжении нескольких лет относительно сущности Ваших отношений к русскому искусству».
Крамской прихварывает, Павел Михайлович крайне обеспокоен и здоровьем и денежным положением его. Он уговаривает Ивана Николаевича бросить придворные уроки и дебаты - нападки на Академию. Он пишет: «Не вижу особой благодати в борьбе с Академией, на это тоже время требуется, а его так мало. Тесный кружок лучших художников и хороших людей, трудолюбие, Да полнейшая свобода и независимость,- вот это благодать».
В ряде писем Павел Михайлович справляется, не нужно ли Крамскому денег. Благодарю Павла Михайловича за сердечное отношение к его нуждам, Крамской говорит, что ему нужно 7-8 тысяч в год на жизнь, но если бы ему и предложил кто-нибудь, он отказался бы. Он должен Павлу Михайловичу более трех тысяч, да еще оговоренные заранее 1000 рублей, но больше должать невозможно. За него платить некому, и вообще, если он умрет, то в России будет на 5 человек нищих больше.
Несколько лет уже Иван Николаевич был обременен долгами. Строя дачу, он задолжал. В 1880 году он не хотел должать еще Павлу Михайловичу, но уже в конце 1880 года обратился к Суворину, предлагая «купить» его на пять месяцев, по 1000 рублей в месяц, до окончания картины. К этому сроку картина окончена не была. Впоследствии Крамской рассчитался с Сувориным, написав его портрет и уплатив наличными.
Иван Николаевич предлагал Беггрову 60 рисунков для школы рисования и все, что будет у него (кроме картин), чтобы Беггров платил ему 1000 рублей в месяц и тысяч 8-10 сверх этого. Дело не состоялось.
В 1883 году Крамской решился обратиться к Павлу Михайловичу. Но, кроме денежной стороны. Крамской предложил ему тяжелую задачу. Условие заключается на год по 1000 рублей в месяц. Через два месяца от начала Павел Михайлович увидит картину и должен взять в свои руки судьбу Ивана Николаевича. «Будьте Вы судьей, потому что от Вашего убеждения будет зависеть мое дальнейшее, так сказать, поведение. Как по Вашему? Я иду вперед, или остановился, или иду назад?..
Если я гожусь еще в строй - прекрасно, тогда на апрель и май поеду в Палестину... Если же Вы забракуете картину и начатые мною планы - хорошо, я на это согласен. Но тогда, быть может, найдется у меня еще достаточно таланта на что-нибудь другое... Судите Вы, я только могу в настоящее время страдать от неудавшейся жизни... Извините меня великодушно, если письмо мое прибавит Вам новую моральную тяжесть, как, вероятно, Вам часто приходится.
Ведь богатый человек - это цель всех голодающих... Я всегда думал, что любителю искусства следует быть милостивым только до тех пор, пока человек еще может что-нибудь, а как только машинка попортилась - в архив! Кончено! Надо повернуться к нему спиной и искать нового, на которого обратить внимание. Верный этой мысли, я приглашаю Вас решить (да оно, вероятно, уже и решено) иду ли я вперед, или назад, и в случае отказа Вашего я помириться со своим положением сумею».
К величайшему сожалению, ответного письма Павла Михайловича нет. Зная заботливое и деликатное отношение Павла Михайловича к Крамскому, можно себе представить, как нелегко переживал он ответственность, которую Иван Николаевич налагал на него.
В письме от 15 января 1883 года Крамской благодарил его, он писал: «Очевидно, Вы боялись, чтобы не сделать мне больно.
Такие сердечные движения нельзя не оценить, и за них-то Вам я глубоко благодарен. Но это я, положим, знал и в этом был уверен, гораздо более я боялся другого, очень естественного движения с Вашей стороны, что Вы отнесете меня в число желающих поживиться от богатого человека...
продолжение...
|