Юрий Дюженко. Творчество художника Федора Васильева
Воздействие картины «Осень на болоте» подобно тем впечатлениям, какие вызывает нежная, мелодичная и вместе с тем взволнованная, стремительная музыка. Настроение картины определяется состоянием осени, но осени такой, когда вся природа еще в силе, когда в ней еще только-только намечается усталость и она начинает засыпать. В такое время природа особенно нарядна и красочна.
Колорит пейзажа с первого взгляда овладевает эмоциями зрителя. Чистые, бодрые, звучные цвета производят ликующее и вместе с тем гармоническое впечатление.
На свинцово-синем небе горят ярко-желтые кроны деревьев. Нежно-розовая полоса неба у горизонта мягко контрастирует с полосой дальнего леса. Полупрозрачная березовая роща с легкими изогнутыми стволами переливается бесчисленными переходами едва уловимых оттенков, и это создает впечатление, будто деревья тихо колышатся. Зеленовато-голубое озерцо четко, хотя и мягко выделяется в розовато-охристых берегах, усеянных опавшими листьями. В воде не колышется цветные отражения неба и деревьев.
Художественный образ «Осени на болоте» перекликается с образом «Мокрого луга» силой, мощью, напряженной, как бы бурлящей энергией.
С картиной «Заброшенная мельница» «Осень на болоте» сближает своеобразное чувство тишины, поэтичности, лирики, сходные нотки грусти и печали, в которых как бы звучит прощание с Родиной.
В старой искусствоведческой литературе можно встретить утверждения о том, что Васильев является одним из родоначальников русского импрессионизма. Доказывалось это ссылками на картину «Осень на болоте».
Это неверно. Все дело в незавершенности картины, особенно переднего плана, где действительно можно обнаружить отдельно лежащие крупные мазки, не моделированные по цвету. И несмотря на то, что ни одна часть в картине не приведена к окончательному звучанию, а передний план едва начат, предметы и среда переданы в ней вполне материально. Цвет в произведениях Васильева (особенно последних лет) всегда обобщен и приведен в соответствие с образным замыслом. Лучшие произведения последнего периода творчества Васильева, подобные «Осени на болоте», по своей эмоциональности и художественности поднимаются над уровнем прогрессивного русского искусства начала 70-х годов. Ряд этих произведений предвосхищает даже достижения русской пейзажной живописи, которые мы связываем с именами Куинджи и Левитана. Никто из русских пейзажистов не проявил такого исключительного и разностороннего интереса к человеческим переживаниям, как Васильев и Левитан, которые главное в пейзажной живописи видели именно в выражении человеческих чувств к природе.
Левитан высоко ценил Васильева, внимательно изучал его творчество и стремился привить любовь к Васильеву своим ученикам. Один из учеников Левитана Липкин пишет в своих воспоминаниях, что Левитан, говоря о своих учителях, рядом с именем Саврасова ставил имя Васильева.
По воспоминаниям И.Э.Грабаря, Левитан, бывая в доме своих московских друзей, которые являлись счастливыми обладателями картины Васильева «Перед грозой», ныне хранящейся в Государственном художественном музее БССР в Минске, «просил пододвинуть к картине стол, ставил на него стул и часами сидел перед картиной, внимательно вглядываясь в нее» (записано со слов К.В.Фроловой).
С творчеством Куинджи некоторые произведения Васильева последних лет позволяют сравнивать острый интерес к повышенным цветовым звучаниям и к обобщенно-монументальному строю композиции.
Весной 1873 года надежды на поправление здоровья Васильева исчезли. Он все горше тоскует по друзьям, по родному городу. Еще острее тоскует художник по родной природе. Снова и снова встают в его памяти образы русской весны и зимы, русских равнин и лесов, незабываемые просторы Волги.
Но и последние дни Васильева омрачены были житейскими неприятностями: его жизнь и его надежды на спасение зависели от его отношений с Академией и с Обществом поощрения художников.
Уезжая из Петербурга, Васильев оставил несколько картин для выставки в Академии художеств на соискание академического звания. 12 мая 1872 года совет Академии художеств присвоил Васильеву звание классного художника I степени с условием сдачи экзаменов по теоретическим дисциплинам, чего, естественно, он не мог сделать, так как поездка в Петербург стоила бы ему жизни. Васильев несколько раз обращался в Академию с просьбой утвердить присужденное ему звание, отложив сдачу устных экзаменов до выздоровления. Однако Васильеву было отказано в его прошениях, несмотря на то что эти экзамены были чистой формальностью и несмотря на множество случаев присуждения звания без экзаменов.
На получение звания Васильев возлагал все надежды, так как только оно могло дать возможность заграничной поездки, без которой, по заключению врачей, поправка здоровья была невозможной. Помимо того, Васильева в любую минуту могла арестовать полиция, так как его старый паспорт был просрочен и художник длительное время находился в Ялте фактически без всякого «вида на жительство».
«Если Академия не выдаст мне паспорта, она отнимет у меня возможность спасти свою жизнь», - писал с отчаянием художник в одном из своих предсмертных писем.
Васильев считал, что Академия сознательно чинит ему препятствия как художнику, тесно связанному с передвижниками. Так оно, вероятно, и обстояло. Васильев был тяжело болен, но болезнь была лишь последствием нужды, которая преследовала его с детства, и кто знает, не будь нужды, может быть не было бы и болезни. Даже и заболев, он имел бы больше шансов на спасение, если бы не бездушие властей. Его убила та позорная действительность, которая губила все молодое и талантливое.
Умер Федор Александрович Васильев 24 сентября 1873 года в Ялте, где и был похоронен. Так закончилась жизнь этого беспримерного по одаренности художника, который «умер на пороге новой фазы развития своего таланта, очень оригинальной и самобытной». Выражая мнение передовых людей России, И.Н.Крамской сказал: «Русская школа потеряла в нем гениального художника». Прошло сто лет со дня кончины пейзажиста Васильева, и мнение это не устарело. Художник он действительно гениальный. Разве что хочется опустить в этом высказывании слово «потеряла». Трудно представить, как много мог бы сделать Васильев, проживи он хотя бы еще два-три года, но и того, что он сделал, достаточно, чтобы по праву считать его классиком русской реалистической пейзажной живописи, чье имя стоит рядом с именами Шишкина и Саврасова. Этим именем гордится русская культура как одним из своих постижений национального значения.
в начало...
|
