|
|
Страница 1
Страница 2
Страница 3
Страница 4
|
|
|
|
|
Разные картины
художников ТПХВ
Портрет писателя
Достоевского,
Василий Перов,
1872
Полесовщик,
Иван Крамской,
1874
|
|
И.Н.Крамской и портрет в Товариществе
Не случайно молодой Крамской так пылко изъяснялся в своем пристрастии к живописи. В течение 70-х годов он много думает над колористическими проблемами. Его не удовлетворяет больше притушенная гамма многих ранних передвижнических полотен. Он полагает, что правдивость отображения жизни может и должна сочетаться с передачей ее колористического богатства. Он высоко ценит новые и смелые живописные достижения Репина. Крамской интересуется колористическими исканиями импрессионистов. Его привлекает их стремление передать трепет, вибрацию цвета и света, хотя сам он никогда не использует в своих произведениях метод и приемы этих художников.
Крамской - приверженец тональной живописи. Тональность понимается им как гармония устойчивых близлежащих (соседствующих) цветов. И здесь он достигает высокого мастерства живописи. Черный цвет, мало популярный у импрессионистов, как и различные оттенки коричневого, играют в его полотнах немалую роль. Зрелость Крамского как живописца неуклонно возрастает. Живописная гармония его портретов становится сложнее и тоньше, гамма близлежащих цветов постепенно обогащается. Это видно, например, по тонко звучащему лейтмотиву теплых оттенков белого в портрете Некрасова. Это заметно и в сюжетных картинах, особенно в небольшом и очень цельном по настроению полотне «Осмотр старого дома» (1873, Государственная Третьяковская Галерея).
В портретных образах, созданных Крамским в конце 70-х и в 80-х годах, при сохранении остроты характеристики появляется большая артистичность, свобода в использовании пластических средств. Гибче становится рисунок. Новые качества можно проследить в портрете актера В.В.Самойлова (1881, Государственная Третьяковская Галерея). Они ощущаются в большей объемности, пластичности, в полнокровной материальности трактовки лица, в блестящей передаче фактуры одежды, в более бытовой интерпретации образа. Они ощущаются и в написанном уверенной, широкой кистью портрете С.П.Боткина (1880).
Новые черты проступают и в решении картины «Неизвестная» (1883, Государственная Третьяковская Галерея). В картине изображена изысканно одетая молодая женщина, медленно проезжающая в открытом экипаже, повернув к зрителю свое прекрасное и задумчивое лицо. Оригинальная и смело найденная композиция помогает почувствовать небанальную, гордую красоту этого лица, независимость взгляда темных, опушенных длинными ресницами глаз, строгость и изящество силуэта героини. Великолепно уверенное мастерство в передаче материала (шелка, бархата, меха). Тонкая, легкая гамма охристо-розового, зеленоватого, светло-сиреневого и голубовато-жемчужного создает ощущение окутанного морозной дымкой зимнего городского пейзажа.
Портрет Неизвестной далек от щегольских изображений светских дам и богатых купчих кисти К.Маковского или Н.К.Бодаревского 80-90-х годов. Образ молодой незнакомки, исполненный внутренней силы и независимости - качеств, таящих в себе в условиях русской действительности той поры возможность трагических коллизий, - вызывает ассоциации с Анной Карениной. Портреты Самойлова и Боткина, а также образ Неизвестной свидетельствуют о том, что пластические искания Крамского помогали ему, художнику, в решении психологических задач.
В 80-х годах Крамской уже признанный мастер портрета, имеющий неограниченное количество заказов, в том числе и в великосветских кругах. Однако именно эти годы, годы жестокой политической реакции, вносят в мировоззрение Крамского черты противоречивости, подрывают в нем веру в свои силы, в необходимость дальнейшей борьбы за демократические идеалы.
Крамской испытывает все возрастающую боль от ошибочного сознания, что творческая жизнь его бесплодна: «Я сломлен жизнью и далеко не сделал того, что хотел и что был должен», - пишет он.
«У меня в голове буря, а как найти выход - не понимаю», - пишет он несколько дальше.
«Возле меня давно уже нет никого, кто бы как голос совести или труба архангела оповещал человеку: «Куда он идет? По настоящей ли дороге или заблуждается».
Тщетно обращается он с просьбой к нескольким лицам (главным образом для того, чтобы получить ссуду и написать картину «Хохот»). Строки этих писем больно и горько читать: «Дело у меня дошло до боли. Я готов кричать: «Помогите!.. Дайте мне год жизни на пробу».
Когда в 1884 году П.О.Ковалевский спрашивает Крамского о его творческих планах, художник отвечает следующими страшными по своей простоте словами: «О себе я молчу, потому что думал, что все знают то же, что и мне известно. А именно, что от меня ждать уже больше нечего ... В сущности, напрасно Вы со мной об этом заговорили. Это очень тяжелая и больная вещь». Глубокая творческая неудовлетворенность сочетается с давящими заботами об обеспечении семьи, где росли - на равных основаниях с четырьмя родными детьми - двое сирот, племянник и племянница. Но главное, что определяло тяжелое нравственное состояние Крамского, загруженного официальными заказами, - это невозможность полностью посвятить себя работе над картиной.
Картина «Хохот», с которой связаны мечты и надежды последних лет жизни Крамского, осталась незавершенной. Возможно, что и сам Крамской и многие из его друзей ощущали несостоятельность этого последнего детища, доставившего художнику столько мук. Не потому ли Третьяков, человек, высоко ценивший Крамского, не поддержал его в этом начинании?
Художник болен и устал. Порой ему приходилось отступать, прибегать к тактическим маневрам. Порой он совершал и ложные шаги. Но в целом более двадцати лет он самоотверженно возглавлял демократическое искусство в его борьбе за служение народу, за творческую независимость, за правдивое отражение действительности.
До конца жизни Крамской остается неустанным и искренним правдоискателем, хранящим черты вольнолюбивого разночинца. Почти все письма его 80-х годов написаны горячо, пылко, свободно. «Никогда не привыкну к стойлу», - восклицает он в одном из них.
Последние годы жизни Крамского омрачены и конфликтом с Товариществом в связи с вопросом о дальнейшем характере деятельности объединения и его взаимоотношениях с Академией (подробно о нем сказано во второй части книги, в главе «Основные стороны деятельности Товарищества»). Только незадолго до смерти Крамскому удалось доказать, что в основе конфликта лежало недоразумение, и взаимное доверие было восстановлено.
Смерть Крамского была воспринята с горестью широкими кругами передовой интеллигенции. Профессор С.П.Боткин на заседании общества русских врачей сказал: «Я должен открыть заседание заявлением о новой утрате, которую несет все русское общество в лице умершего скоропостижно Ивана Николаевича Крамского». Стасов сразу приступил к изданию статей и писем Крамского и торжественно провозгласил его (в предисловии к этому сборнику) великим критиком. Действительно, эта замечательная книга делает явственным прекрасный, обаятельный облик страстного и неподкупного борца за реалистическое искусство, близкое народу.
в начало...
|
