И.Н.Крамской и портрет в Товариществе
Со времени выхода Ивана Николаевича Крамского (1837-1887) и других «протестантов» из Академии в конце 1863 года до организации Товарищества прошло около семи лет. Это годы формирования Крамского-художника. Творческая зрелость его и все наиболее ценное, что он создал, теснейшим образом связано с Товариществом. А само Товарищество неотделимо от Крамского.
Сейчас можно в полной мере оценить роль Крамского не только как выдающегося деятеля передвижнического движения, но и как художника, оригинальный вклад которого в развитие русского портрета по своему значению никак не уступает вкладу Перова.
Крамской исходит из общих с Перовым принципиальных творческих предпосылок, но развивает в сфере критического реализма несколько иную, тоже исторически обусловленную линию развития портрета.
Сам художник недооценивал свой дар портретиста, недооценивал и значение своей работы в этой области. Часто, то скорбно, то негодуя, сетовал он на необходимость выполнять заказные портреты. Свое призвание Крамской видел в сюжетной картине. Это заблуждение внесло немало трагического в его жизнь.
Он напряженно пытался облачить весь пафос своих убеждений, своих философских раздумий в одежды евангельских легенд, испытывал при этом часто неудовлетворенность и не замечал, что многое из того, что ему хотелось сказать, прибегая к образам Нового завета, сказано в лучших его портретах.
Вечера Артели, как уже говорилось выше, привлекают в квартиру Крамского передовые художественные силы Петербурга. Его имя узнают и в Москве. Все же до конца 60-х годов Крамской как художник известен мало. Его портреты, порой рисованные «соусом» на вечерах Артели, пользуются успехом и признанием в очень узком кругу. Приобретенный в юности опыт ретушера подсказал ему этот метод работы, которым он владел в совершенстве.
Он отказался от штриховки и наносил тени широким пятном, а наиболее светлые места, например блики, порой прокладывал мелом (это значительно ускоряло процесс работы). Зачастую портрет в натуральную величину бывал готов в один-два сеанса.
В этих рисунках еще не раскрылось дарование Крамского-портретиста. Отдельные листы суховаты, в них чувствуется еще нечто от ученической старательности, влияние академических навыков. Но интерес к духовному облику портретируемого определился уже здесь. Сам Крамской не удовлетворен этими графическими работами, его бесконечно привлекает живопись: «Живопись! Я готов это слово повторять до изнеможения», - пишет он еще в юношеском дневнике.
Но овладение живописным языком дается не сразу. Только в 1869 году Третьяков обращается к нему с предложением написать портрет Гончарова. Это было уже действительно первым показателем признания.
Зрелость Крамского как портретиста относится уже к 70-м годам. Обычно ее связывают с целым циклом портретов передовой интеллигенции, и портреты эти действительно составляют очень важную и существенную часть наследия Крамского. Однако впервые творческие возможности Крамского проявились в серии портретов крестьян. Ряд этих портретов, скромно названных этюдами, был показан уже на Первой и Второй Передвижных выставках.
Интерес Крамского к крестьянским образам вызван теми же причинами, которые обусловили основное направление бытовой живописи этого времени. Художник развивает на новом историческом этапе традиции портрета-картины, обогатив его новым демократическим содержанием.
Крамской - горожанин. Деревню он знает не так близко, как Максимов и некоторые другие передвижники. Но он - глубокий наблюдатель. У него зоркий глаз, и, что тоже очень важно, он сознательно ставит перед собой задачу изыскания типического в самой жизни. Более того, Крамской не только ставит, но и умеет решать поставленные перед собой задачи.
Правда, круг портретных образов Крамского, посвященных крестьянству, впоследствии был оттеснен его же портретами выдающихся современников. Но крестьянский цикл, несомненно, составляет в наследии его очень существенное звено.
Мы знаем не всех людей, послуживших оригиналами для крестьянской серии Крамского. Но ясность и глубина социально-психологической характеристики заставляют нас поверить в правдивость воплощенных в серии народных образов. Некоторые из этих образов почти трагичны, как, например, Крестьянин из Русского музея. Не о нем ли говорил Салтыков-Щедрин: «Поселянин вглядывается в этюд Крамского «Голова мужика» и восклицает:
«Матрена! Матрена! смотри ... рваный это я!». Не о нем ли идет речь и в статье журнала «Беседы», где сказано: «Голова крестьянина являет в художнике опасного соперника (чем больше, тем лучше) г. Перову».
Лица крестьян в портретах Крамского порой красивы великорусской красотой. Выражение их задумчиво, сдержанно, скорбно или даже недобро, но всегда значительно. Содержателен портрет тучного «Деревенского старосты» (известен и под названием «Мельник», 1873, Государственный Русский Музей). Богатырской силой дышит образ крестьянина (1874, Пензенский музей).
Серия эта, по-видимому, сыграла большую роль в формировании Крамского-портретиста. В.И.Немирович-Данченко рассказывает со слов художника следующий эпизод. Молодой Крамской написал очень похожий этюд старика крестьянина. Однако сам натурщик отнесся к своему портрету критически: «Ты, может, то и нарисовал, а душу забыл», - сказал он.
«Как же душу-то рисовать? - обиделся я.
- А это уже твое дело - не мое».
Разговор этот, по словам Немировича-Данченко, произвел на молодого художника очень сильное впечатление и повлиял на дальнейший ход работы. Интерес к «душе» модели становится самой характерной чертой Крамского-портретиста. У него входит в традицию беседовать со своей моделью во время сеанса.
Позу, поворот головы, жест рук он выбирал неожиданно для портретируемого, в процессе беседы, поэтому они и приобретают в большинстве портретов Крамского такую подкупающую естественность. В выражении лиц изображенных в его портретах людей никогда нет неподвижной застылости - они одушевлены напряженной работой мысли. Крамской не терпел болтовни по пустякам. Он затрагивал в беседах жизненно важные вопросы.
продолжение...
|